Динка поняла – весь мир для нее, всегда, с самого начала. Это для нее росли деревья, бежали собаки, строились дома, любили друг друга папа с мамой… И ветер для нее. Он специально примчался с Ладоги, со свистом прокатываясь по ледяному озеру. Чтобы сейчас швыряться в нее снегом, чтобы она поняла, что нет в зимнем буране ни зла, ни ужаса – только радость от переизбытка сил, радость ветра, дикая радость жизни.

Динка с закрытыми глазами вдруг увидела себя на темной сцене. Танго тревожно переливалось вокруг, словно заиграл сам воздух. Высокий темный силуэт приближался к ней. А в руке у него была роза – белая, снежная роза. Теперь-то она могла разглядеть его лицо. Она на секундочку приоткрыла глаза и потерлась щекой о его куртку. Никита…

Куртка зашуршала в ответ – и наружу высунулась недовольная заспанная мордаха. Джимка проснулся и жаждал немедленно присоединиться к веселью. Никита спрыгнул с карусели, слепил снежок.

– Лови!

Снежок стукнул ее по коленке.

– Ах, ты нападать, ну, держись! – Она спрыгнула следом, провалилась, с хохотом зачерпнула полные руки снега. Никита мгновенно ответил вторым снежком. В перестрелке Джимка сиганул из-под куртки и принялся носиться, возмущенно тявкая, то и дело исчезая в припорошенных ямках. Так они и вывалились к подъезду – тяжело дышащие, распаренные, азартные. Джимка вертелся под ногами. Никита осторожно взял Динку за руку. Она прижалась к нему.

Мир снова был спасен. Плачьте, супергерои! Бейте в грудь бронированными кулаками, стучитесь лбом в тушку очередного восставшего из ада монстра. Вы ничего не решаете. Этот мир стоит, пока двое любят друг друга.

И если вы, люди, проснулись утром – неважно, в дождь ли, в снег, или в золотое солнце – знайте, любовь есть. Мир, где умерла любовь, давно превратился бы в космическую пыль под тяжестью собственного одиночества.

Никита спрятал Динкину ладонь в свой карман и там сжал ее пальцы. Все-таки любовь есть. Не зря люди снимают фильмы, пишут книги, сочиняют стихи и рассказывали друг другу удивительные истории.

Она всегда рядом, стоит только распахнуть дверь.

По школе гремела и перекатывалась большая перемена. Стая голодных уже ворвалась в столовую, по коридору двигались два встречных потока, а в закутке, у закрытой двери кабинета, возбужденно толпились старшеклассницы.

– Ну че, слыхали, новенькая-то у Нонны Никитоса подрезала!

– Да ты че? Во дела… И чего? И как? Ну, выкладывай, не томи!

– Как, как – звезда в шоке. Да я и сама в трансе. Говорят, они втайне уже два месяца встречаются…

– А Толик?! Погодите, а Толик-то! Он же с этой!

– Это она и с тем, и с тем одновременно!

– Во, жаба поганая! Не успела в класс прийти, уже чужих парней сманивает.

– Девочки, но ведь она же с Нонной дружила!

– Так и дружила, овцой прикидывалась. А сама за спиной – шу-шу-шу, хи-хи-хи, у-тю-тю…

– Она думает – ей все можно. Раз свалилась леший знает с какого бугра, так она теперь самая крутая! Кручу-верчу-запутать хочу. Зубы веером, морда веником.

– Девочки, вы как хотите, а я с ней не разговариваю. А Никитосу все скажу, все-все. Я-то думала – он нормальный, а он такой же, как они все.

– Ой, девочки-и, бедная Нонна!

– Да уж эта-то лошадь бедная! Нечего ее жалеть, она сама Никиту увела у Машки.

– Ты чего гонишь? Машка дай бог хвостом крутила, да и что там было-то, по малолетству? Дружба на расстоянии вытянутой руки, вспоминать смешно. А эта Динка…

– А я сразу заметила, что она косая какая-то. Вы тоже, да? И глазки у нее змеиные, того гляди ядом плеваться начнет. Вечно сидит, молчит, бычит на всех, как анаконда, ей-богу!

– Я бы на месте Нонны ей врезала. Она же предательница.

– А Толик, говорят, ее сразу послал открытым текстом. Потому что она с Никитосом… ну, сами понимаете.

– Во хмыриха!

– Быстро же она!

– Погодите, Нонна этого так не оставит…

Глава 7

Страшная месть

Месть должна быть ужасной. И в то же время достойной. Например – взять и оторвать ему голову.

Нонна раздула ноздри, всматриваясь в зеркало. Внутри жарким клубком перекатывался гнев. Гнев, злость, ненависть. Ее не просто предали, ее предали гнусно, отвратительно. И предателями были… нет, она даже не могла произнести их имена. Она должна вычеркнуть их из своей жизни, вытравить, выжечь. Она им еще покажет! Она докажет им… что?

Что ей наплевать на них, вот что!

С высокой колокольни, с небоскреба, с самолета, с седьмого неба – наплевать и растоптать кинжальными шпильками.

Она специально решила сегодня одеться получше. Назло ему, так-то!

Нонна тряхнула волосами. Хорошо! Ей тут же захотелось треснуть по собственному отражению в зеркале. Мамочка, ее бросили, бросили! Она теперь брошенная… какое мерзкое слово – «брошенная». Неужели она недостаточно красива? Неправильно себя вела? В чем ошибка?!

Нет, она не виновата. Она не может быть виновата! Какая вина? Это они, гнусные мерзкие предатели, все испохабили!

Все-таки она чертовски хороша. И брючки хороши – соблазнительные, в обтяжку. И белый свитер с вырезом. И волосы сегодня легли удачно, даже не пришлось долго возиться с завивкой. И персиковые щеки, и бирюзовые, злые сейчас, глаза в черных ресницах, и чуть подкрашенные блеском губы, и, и, и…

Вот чего ему не хватало, этому идиоту?!

Другой бы каждый день радовался своему счастью, на коленях бы ползал, а этот… козел, мягко выражаясь. Предводитель всех козлов. Козлище козлиное!

Ненавижу!

Нонна чуть не плюнула в несчастное зеркало. Ей хотелось расцарапать собственное сердце, располосовать его в кровь ногтями.

Она заметалась по комнате, ожесточенно пиная вещи. За окном бушевала метель, и одинокие прохожие переваливались по сугробам, как огромные заснеженные пингвины. Темнотища, еще и пяти нет, а уже полярная ночь.

Между прочим, этот козел сегодня пропустил школу. Мысли все время возвращались к нему – как он мог, как они могли, как? Ник, Никита, Никитос… Я же везде-везде – только с тобой…

А ты? Предатель, боже мой, какой предатель…

И шпилькой, шпилькой растереть (она даже притопнула ногой) – тыкать, тыкать ему прямо в черное подлое сердце. Пусть ему тоже будет больно!

А Динка? Вот уж тварь! Как она с ней возилась, сколько добра сделала – и в класс привела, со всеми познакомила, и всегда ей помогала, и… о-о-о, какая оказалась змея! Змеища! Она ведь даже не врубилась, не оценила, что Нонна отдала ей Толика, на блюдечке поднесла. Просто от себя оторвала, в спину подтолкнула – иди, Толичек, к новенькой, я тебя благословляю. У нее, у бедняжки, парня никогда не было, страшно, аж жуть, в ее-то годы! Ты уж постарайся. А ведь Толик – не самый худший парень в школе, отнюдь. В танцевалку ходит, девки на него толпами вешаются – модный, симпатичный, прикольный. Чего еще надо?

Никиту ей подавай! Никиту, ее Никиту!

Нонна фыркнула, опустилась на мягкий диван, наподдала ногой диванную подушку. Она так долго искала, она хотела, чтоб они были идеальной парой, оба красивые, умные, успешные, энергичные. Это же самое главное – найти человека, который тебе подходит по всем статьям. Чтоб все смотрели и завидовали – да-а, повезло! Чтоб вслед оборачивались.

Она ведь любого могла выбрать. Вон, Мишка из первой школы, красавчик, руки как грабли, в железке качается; и папочка у него бизнесмен, два магазина в городе. А у Владика мама в мэрии работает, юристом, он высокий, на лыжах бегает. Никитка по сравнению с ними – просто вобла сушеная. Владик, правда, туповат, да, может, оно и к лучшему? Хотя, нет, он ей не подходит, ничего, кроме правил по смазыванию лыж, не читал. С ним она со скуки померла бы.

Тут запиликал мобильный, Нонна подскочила – неужели Никита опомнился? Но нет, высветился незнакомый номер.

– Алло! – рявкнула она мрачно.

– Нонна? – какой-то незнакомый парень.

– Да, это я, – она машинально прибавила мелодичности в голосе.